Заговор батавов
Живопись эпохи барокко
Картина голландского художника Рембрандта ван Рейна «Заговор батавов» или «Заговор предводителя батавов Юлия Цивилиса». Размер картины 196 х 309 см, холст, масло.
В качестве символа национальной независимости и гражданственности Голландии городской совет Амстердама выбрал для украшения галереи вокруг зала заседаний (начатого в 1659 году) во вновь построенной классицистической ратуше тему восстания батавов против римлян (69 год нашей эры) – тему из ранней истории голландцев.
Собственно, картина «Заговор Юлия Цивилиса» является исторической композицией, изображающей вождя племени батавов, которые считались предками нидерландцев, поднявшего в 1 веке народ на восстание против Рима.
Эту тему предложил за пятьдесят лет до этого Гуго Гроций, следующий повествованию Тацита, в целях укрепления республиканского национального самосознания. Соответствующие образцы были уже представлены в гравюрах Антонио Темпесты по картинам Отто ван Веенса (в Гааге), они являлись, вероятно, обязывающими примерами для восьми необходимых изображений.
Заказ на «Заговор» Рембрандт получил в 1661 году, после смерти Говерта Флинка, который должен был исполнить весь цикл. В 1662 году картина Рембрандта уже висела на южной стене галереи, в августе того же года она была снята из-за предусмотренных изменений, а затем, вероятно самим Рембрандтом, была продана в обрезанном состоянии. Причины отклонения картины остались неясными; сравнение же с образцами Темпесты и Веенса позволяет предположить, что дело заключалось в «непримиримом противоречии между рембрандтовским порывом к дегероизации, одного из глубочайших источников его искусства, и героизацией Ренессанса» (Г. ван де Ваал). Во всяком случае трактовка Рембрандтом заговора в священной роще, где собравшиеся вокруг предводителя батавов Юлия (по другой версии Клавдия) Цивилиса «главные и благородные» дают торжественную клятву, действительно далека от героической идеализации.
«Варварская церемония клятвы» (Якоб Розенберг), варварская в первоначальном смысле слова чужого и стихийного, представлена у Рембрандта как непосредственная действительность, как живая правда истории. Рембрандт передаёт подьём и атмосферу архаического, охваченного революционным порывом коллектива, неприукрашенное, быстро растущее насилие народной стихии. Эта работа была одновременно иронически отчуждённой «антикартиной» среди реставрации и реакции того времени. Рембрандт строго придерживается сюжета: одноглазый (по Тациту) Юлий Цивилис одет в старинные бургундские одежды (переняты из образцов Темпесты), которые здесь усиливают стихийно-архаическое звучание сцены. Широкое грубое лицо Цивилиса выражает торжественно-возвышенную дикость. От бесшабашности до возвышенности здесь только один шаг – во внезапно вспыхивающем вдоль стола жаре света. «Эффект света превращает клятву в картине Рембрандта в сакральное таинство» (Карл Норденфалк).
