04 |
Мгла
Стивен Кинг
Глава 7
К полпятому мешки с удобрениями и подкормкой закрывали все окна, за
исключением небольших проемов для наблюдения. У каждого из них сидел дежурный со
вскрытой банкой угольной растопки и горкой самодельных факелов. Всего сделали
пять проемов, и Ден Миллер организовал смену дежурств. К полпятому я уже сидел
на мешке у одного из проемов, Билли примостился рядом, и мы всматривались в
туман.
Сразу за окном стояла красная скамейка, где люди иногда поджидали друг друга,
поставив рядом сумки с покупками. Дальше начиналась автостоянка. Плотный тяжелый
туман медленно перемещался. Один вид его заставлял чувствовать себя безвольным и
проигравшим.
– Папа, ты знаешь, что происходит? – спросил Билли.
– Нет, малыш, – ответил я.
Он замолчал, разглядывая свои руки, лежащие на коленях.
– А почему нас никто не спасает? – спросил он наконец. – Полиция, ФБР
или еще кто-нибудь?
– Я не знаю.
– А ты думаешь, с мамой все в порядке?
– Билли, я просто не знаю, – ответил я и обнял его за плечи.
– Я очень хочу к маме... – прошептал Билли, борясь со слезами. – Я
больше никогда не буду плохо себя вести...
– Билли... – сказал я и остановился, ощутив в горле соленый привкус и едва
сдерживая дрожь в голосе.
– Это когда-нибудь кончится, папа? Кончится?
– Не знаю, – ответил я, и он уткнулся в мое плечо. Я положил руку ему
на затылок и почему-то вспомнил вечер того дня, когда мы со Стефф обручились. Я
смотрел, как она снимает простое коричневое платье, в которое она переоделась
после церемонии. На бедре у нее был большой фиолетовый синяк, оттого что за день
до венчания она ударилась о полуоткрытую дверь. Помню, я смотрел на этот синяк,
думая: «Когда она наставила себе этот синяк, она еще была Стефени Степанек», и
испытывал что-то вроде удивления. Потом мы лежали рядом, а за окном сыпал с
тускло-серого декабрьского неба снег.
Билли заплакал.
– Тш-ш-ш, Билли, тш-ш-ш, – говорил я ему, чуть покачивая голову, но
Билли продолжал плакать. Такой плач умеют успокаивать только матери.
Глава 8
В «Федерал фудс» наступила преждевременная ночь, и Бад Браун раздал штук
двадцать фонариков – все, что были в запасе. Нортон от лица своей группы громко
потребовал выделить фонари для них и получил два. Пятна света запрыгали по
проходам, словно беспокойные призраки.
Прижимая к себе Билли, я продолжал смотреть в проем между мешками. Молочный
полупрозрачный свет снаружи почти не изменился. Стало темно, оттого что мы
заложили витрины мешками. Несколько раз мне казалось, будто я что-то вижу, но
скорее всего мне это просто казалось.
Билли снова увидел миссис Терман и, обрадовавшись, побежал к ней, хотя она и не
приходила посидеть с ним целое лето. Ей тоже выделили фонарик, и она позволила
Билли поиграть с ним. Скоро Билли уже выписывал свое имя лучом на чистых
стеклянных панелях шкафов с замороженными продуктами. Оба они, похоже, были
одинаково рады видеть друг друга и через некоторое время вдвоем подошли ко мне.
На груди у Хэтти Терман, высокой, худощавой женщины с красивыми рыжими волосами,
в которых только-только начала появляться седина, висели на цепочке с орнаментом
очки – такие очки, как я понимаю, с полным правом могут носить лишь женщины
средних лет.
– Стефени здесь, Дэвид? – спросила она.
– Нет. Дома.
Она кивнула.
– Алан тоже. Долго тебе еще дежурить?
– До шести.
– Что-нибудь видел?
– Нет. Только туман.
– Если хочешь, я побуду с Билли до шести.
– Ты хочешь, Билли?
– Да. Можно? – ответил он, медленно выводя фонариком дугу над головой
и глядя на игру света на потолке.
– Господь сохранит твою Стеффи и моего Алана, – сказала миссис Терман и увела
Билли за руку. Она сказала это с искренней убежденностью, но в глазах ее не было
уверенности.
Около пяти тридцати в дальнем углу магазина послышались громкие спорящие голоса.
Кто-то над чем-то рассмеялся, и кто-то – я думаю, это был Бадди Иглтон –
выкрикнул:
– Все вы сумасшедшие, если туда собираетесь.
Несколько лучей света сошлись в центре группы спорящих, потом
двинулись вместе с ними к выходу. Резкий издевательский смех миссис Кармоди,
напоминающий неприятный звук, когда ведешь пальцем по грифельной доске, расколол
тишину. А над гомоном голосов послышался адвокатский тенор Нортона:
– Позвольте пройти! Позвольте нам пройти!
Мужчина, дежуривший у соседнего со мной проема, оставил свой пост и
пошел посмотреть, из-за чего крики. Я решил остаться на месте: люди все равно
двигались в мою сторону.
– Пожалуйста, – говорил Майк Хатлен, – давайте все обговорим.
– Нам не о чем разговаривать, – заявил Нортон. Из темноты выплыло его
лицо, решительное, но изможденное и несчастное. В руках он держал один из
выделенных «обществу» фонариков. Закрученные пучки волос все еще торчали у него
за ушами, как украшение рогоносца. Нортон вел за собой маленькую группку людей –
пять человек из тех девяти или десяти, что были с ним вначале.
– Мы идем на улицу, – объявил он.
– Что за сумасшествие?! – спросил Миллер. – Майк прав. Мы можем все
обсудить. Мистер Маквей жарит кур на газовом гриле, и мы сможем сесть спокойно,
поесть и...
Он оказался на пути Нортона и тот оттолкнул его. Миллеру это не понравилось.
Лицо его налилось краской.
– Можете делать что хотите, – заявил он. – Но вы ведете этих людей на смерть.
Ровным тоном, свидетельствующим о непреклонной решимости или о непробиваемом
заблуждении, Нортон сказал:
– Мы пришлем вам помощь.
Один из сторонников Нортона пробормотал что-то в его поддержку, но
другой в этот момент потихоньку скользнул в сторону. Теперь с Нортоном осталось
четверо. Может быть, это не так уж и плохо: даже самому Христу удалось найти
только двенадцать.
– Послушайте, – сказал Майк Хатлен. – Мистер Нортон... Брент, останьтесь по
крайней мере поесть. Горячее вам не помешает.
– Чтобы дать вам шанс продолжить уговоры? Я слишком много времени провел на
судебных заседаниях, чтобы попасться на эту удочку. Вы уже одурачили с полдюжины
моих людей.
– Ваших людей? – Хатлен почти простонал. – Ваших людей? Боже праведный, что это
за разговоры? Они просто люди, и все. Это не игра и тем более не судебное
заседание. Там, снаружи, бродят какие-то твари, другого слова и не подберешь,
так какой же смысл рисковать своей жизнью?
– Твари, говорите? – сказал Нортон с усмешкой. – Где? Ваши люди уже часа два
дежурят у проемов. Кто-нибудь хоть что-нибудь увидел?
– Но там, позади магазина...
– Нет, нет и нет, – сказал Нортон, качая головой. – Это мы уже
обсуждали не один раз. Мы уходим...
– Нет, – прошептал кто-то, и этот звук разнесся вдруг, отражаясь эхом, словно
шорох опавших листьев в полумраке октябрьского вечера. – Нет-нет-нет...
– Вы попытаетесь удержать нас силой? – пронзительным голосом спросила
престарелая леди в бифокальных очках, одна из «людей Нортона», если
воспользоваться его же термином. – Вы хотите задержать нас?
Мягкое бормотание протестующих голосов стихло.
– Нет, – ответил Майк. – Я не думаю, что кто-то будет вас
задерживать.
Тут я наклонился, зашептал на ухо Билли, и он посмотрел на меня вопросительно и
удивленно.
– Прямо сейчас беги, – сказал я. – Быстренько.
Билли побежал выполнять поручение.
Нортон пригладил волосы рассчитанным жестом бродвейского актера. Мне
он нравился гораздо больше, когда беспомощно дергал стартер бензопилы, ругаясь и
думая, что его никто не видит. Я не мог сказать тогда и сейчас не знаю, верил ли
он в то, что делает или нет. Глубоко внутри, я думаю, он знал, что должно
случиться. Я думаю, что та логика, которой он молился всю жизнь в конце концов
обернулась против него, как взбесившийся и озверевший некогда дрессированный
тигр.
Он беспокойно огляделся вокруг, словно желал сказать что-нибудь еще, потом повел
четверку своих сторонников мимо одной из касс. Кроме старушки, с ним были пухлый
парень лет двадцати, молодая девушка и мужчина в джинсах и сдвинутой на затылок
шапочке для гольфа.
Взгляд Нортона встретился с моим, глаза его чуть расширились, потом ушли в
сторону.
– Брент, подожди минуту, – сказал я.
– Я не хочу больше ничего обсуждать. Тем более с тобой.
– Я знаю, но хочу попросить об одном... – я обернулся и увидел, что
Билли бежит к кассам.
– Что это? – спросил Нортон подозрительно, когда Билли вручил мне целлофановый
пакет.
– Бельевая веревка, – ответил я, смутно понимая, что сейчас все в супермаркете
смотрят на нас, собравшись по другую сторону от линии касс. – Тут ее довольно
много. Триста футов.
– И что?
– Я подумал, может быть, ты привяжешь один конец за пояс перед тем,
как выйти. Когда веревка натянется, привяжи ее к чему-нибудь. Например, к дверце
машины.
– Боже, зачем?
– Я буду знать, что вы прошли по крайней мере триста футов.
Что-то мелькнуло в его глазах, но только на мгновение.
– Нет, – сказал он.
Я пожал плечами.
– О'кей. В любом случае, удачи.
Мужчина в шапочке для гольфа неожиданно сказал:
– Я сделаю это, мистер. Почему бы нет...
Нортон обернулся к нему, словно собирался сказать что-то резкое, но
мужчина посмотрел на него пристально и спокойно. Он решил, и у него просто не
было никаких сомнений. Нортон тоже понял это и промолчал.
– Спасибо, – сказал я, разрезая упаковку своим карманным ножом, и веревка
вывалилась гармошкой жестких колец. Я вытащил один конец и обвязал пояс
«чемпиона по гольфу» свободной петлей с простым узлом. Он тут же развязал
веревку и быстро затянул ее на добротный морской узел. В зале магазина стояла
полнейшая тишина. Нортон в нерешительности переминался с ноги на ногу.
– Дать нож? – спросил я мужчину.
– У меня есть, – он взглянул на меня. – Ты, главное, следи за
веревкой. Если она запутается, я ее обрежу.
– Мы все готовы? – спросил Нортон слишком громким голосом. Пухлый парень
подскочил, будто его толкнули.
Не получив ответа, Нортон двинулся к выходу.
– Брент, – сказал я, протягивая руку. – Удачи.
Он посмотрел на мою руку с сомнением.
– Мы пришлем вам помощь, – сказал он наконец и толкнул дверь с
надписью «Выход».
Я снова почувствовал тот едкий запах. «Его люди» последовали за Нортоном. Майк
Хатлен подошел и остановился рядом со мной. Группа из пяти человек остановилась
в медленно движущемся молочном тумане. Нортон сказал что-то, что я вполне мог бы
расслышать на таком расстоянии, но туман, казалось, гасил все звуки. Кроме
двух-трех слогов, словно доносящихся из работающего вдалеке радиоприемника, я не
расслышал ничего. Потом они начали удаляться.
Хатлен придерживал открытую дверь. Я стравливал веревку и старался, чтобы она
свободно провисала, помня об обещании перерезать ее, если она застрянет. Снаружи
все еще не доносилось ни звука. Билли стоял рядом, и я чувствовал, как он дрожит
от напряжения.
Снова возникло странное чувство, что эти пятеро не исчезли в тумане, а просто
стали невидимы. Какое-то мгновение их одежда плыла уже без них, а затем и она
пропала. Этот туман по-настоящему впечатлял своей плотностью, лишь когда можно
было увидеть, как он проглатывает людей буквально в течение секунд.
Я продолжал стравливать веревку. Сначала ушла в туман четвертая часть, потом
половина. На мгновение движение прекратилось, веревка обмякла. Я задержал
дыхание, но веревка снова пошла, скользя у меня между пальцами.
Ушло три четверти веревки, и я уже видел ее конец, лежащий на ботинке Билли, но
тут веревка в моей руке снова остановилась. Секунд пять она лежала неподвижно,
затем рывком ушли пять футов, и вдруг, резко дернув влево, веревку натянуло о
край двери так, что она даже зазвенела.
Еще двадцать футов рывком сдернуло с моей руки, оставив на ладони ожог, и из
тумана донесся высокий дрожащий крик. Я даже не мог понять, мужчина кричит или
женщина. Снова дернуло веревку. И снова. Ее мотало в дверном проеме то вправо,
то влево, потом уползло еще несколько футов, и из тумана донесся захлебывающийся
вопль, услышав который, Билли застонал, а Хатлен замер с широко раскрытыми от
ужаса глазами. Вопль внезапно оборвался, и, казалось, целую вечность стояла
тишина. Затем закричала старушка, и, на этот раз никаких сомнений насчет того,
кто кричит, не было.
– Уберите его от меня! – кричала она. – О, господи, господи, уберите... – Голос
ее оборвался.
Внезапно почти вся веревка сбежала с моей ладони, оставив новый ожог, и обвисла.
Из тумана донеслось сочное громкое хрюканье, от которого у меня во рту тут же
пересохло. Такого звука я не слышал никогда в жизни, но ближе всего тут бы
подошло сравнение с фонограммой из какого-нибудь кинофильма, снятого в
африканском вельде или в южноамериканских болотах. Такой звук могло издать
только очень большое животное. Он снова донесся до нас, низкий, неистовый,
звериный звук. И снова. Потом перешел в прерывистое бормотание и затих.
– Закройте дверь, – дрожащим голосом попросила Аманда Дамфрис. – Пожалуйста.
– Минуту, – сказал я и потянул за веревку.
Она выползала из тумана и укладывалась у моих ног неровными петлями и
кольцами. Последние фута три новой бельевой веревки с обгрызенным концом были
окрашены в кирпично-красный цвет.
– Смерть! – выкрикнула миссис Кармоди. – Там – смерть! Вы все видели?
Никто не стал спорить с миссис Кармоди.
Майк Хатлен отпустил дверь и она захлопнулась.
04 |