Иван Грозный и его сын Иван 16 ноября 1581 года
Живопись русских художников
Картина Ильи Ефимовича Репина «Иван Грозный и его сын Иван 16 ноября 1581 года». Холст, масло, 199 × 254 см.
Репина всегда интересовали пограничные психологические состояния людей.
Испытывая сильные впечатления от увиденного или услышанного, он тут же стремился
зарисовать это в образах своих героев, придавая им красноречивую мимику и
содержательную пластику движений, раскрывающие их душевные потрясения. Так у
художника родилась идея картины, создание которой ознаменовало наступление
творческой зрелости мастера.
«Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года» – самая неоднозначная, психологически напряженная и выразительная работа живописца. Он писал ее не в мастерской, как обычно, а в отдельной, специально обставленной комнате. Репин сам кроил костюмы для своих героев: черный подрясник для Ивана Грозного и розоватое с серебристым отливом одеяние для его сына. Красивыми узорами художник разукрасил высокие с загнутыми носками сапоги царевича. Мастер сделал множество этюдов с лицами своих персонажей. Но где найти подходящую натуру для Ивана, отвечающую сложившемуся в воображении образу, чтобы образ этот обрел ощутимую, горячую и трепетную человеческую плоть? Репин бродит по городу, вглядывается в лица прохожих...
Но вот из Царского Села приходит письмо от Чистякова, художника и мудрого наставника целого поколения русских мастеров. Павел Петрович пишет, что он встретил на улице старика, подлинного, всамделишного Грозного! В тот же день Репин был в Царском Селе у Чистякова. И впрямь – не обманулся Павел Петрович! Восхищенный художник горячо благодарит своего учителя за найденную модель. А несколько дней спустя новый Иван затмил чистяковского: на Литовском рынке в Петербурге Репин встретил чернорабочего, черты лица которого поразительно совпадали с обликом задуманного Ивана. Тут же на рынке Репин усадил этого старика и быстро написал этюд, легший в основу будущего Грозного.
Уже потом, когда писалась сама картина, для головы Грозного Репину позировали также композитор П. И. Бларамберг и художник Г. Г. Мясоедов. Прекрасной моделью для царевича явился писатель В. М. Гаршин, внешность которого, полная трогательного обаяния, носила на себе печать трагической обреченности. Репин был увлечен Гаршиным, которого горячо полюбил как человека и талантливого писателя. Написанный с Гаршина этюд явился одним из высших достижений портретного искусства художника и был приобретен Третьяковым для его галереи. Но в представлении Репина царевич Иван, в отличие от Гаршина, был блондином. Поэтому, хотя общий облик Гаршина и определил собой решение психологической задачи, при окончательной доработке головы царевича Репину позировал художник Менк. Когда картина была готова, Репин показал ее своим друзьям. Крамской, Шишкин, Брюллов и многие другие были потрясены.
В полумраке царских палат на красных, покрытых узорами коврах лежит брошенный жезл, рядом опрокинут трон, а в центре комнаты освещены две фигуры. Это отец, который в порыве гнева только что совершил непоправимое, и теперь его сын умирает у него на руках. Лицо царя выражает ужас, отчаяние и безмерную любовь, он судорожно обнимает Ивана, зажимает его рану на голове, пытаясь остановить кровь, а сын, прощая отца, прильнул к его груди. Жалко и одновременно страшно в своей потерянности и отчаянии старческое лицо царя с застывшими, обострившимися чертами. По сравнению с ним лицо умирающего царевича выглядит гораздо более одухотворенным, человечным, живым. Таким оно становится благодаря переполняющим царевича чувствам – жалости к отцу и прощения. Они очищают его душу, возвышают ее над всеми мелкими, недостойными человека страстями, послужившими причиной его гибели.
Когда картина появилась на Тринадцатой передвижной выставке, Петербург был взбудоражен. Взволнованные зрители буквально осаждали здание, в котором было представлено полотно Репина, а перед подъездом постоянно дежурил конный отряд жандармов. Вокруг работы велись ожесточенные споры. Прогрессивная молодежь и интеллигенция бурно восторгалась, а реакционно-настроенные петербуржцы неистово возмущались – как можно показывать цареубийство?! В конце концов, на выставку прибыл главный советник российского монарха и, увидев холст, не скрывая своего отвращения, ушел. Когда передвижная выставка приехала в Москву, Третьяков сразу купил картину для своей галереи, однако получил предписание не выставлять ее на обозрение. Знаменитому меценату ничего не оставалось делать, как подчиниться высочайшему приказу, и он поместил полотно в отдельной комнате, закрытой для обычных посетителей.
В 1913 в зале Государственной Третьяковской галереи случилось странное драматичное событие. Иконописец Абрам Балашов при осмотре полотна «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года» вдруг с криками «Слишком много крови!» – набросился на него и изрезал ножом. Репин тут же приехал в Москву и совместно с бывшим своим учеником, уже известным художником и реставратором Игорем Грабарем, занялся восстановлением. Покушение на картину получило широкий резонанс в прессе. В зале Политехнического музея был устроен диспут на тему отношения простого народа к изображению царских особ. На нем присутствовал Репин, которого неожиданно обвинили в непонимании сложившейся в России ситуации и даже намеренном провоцировании зрителей на агрессию. Живописец был страшно раздосадован и сбит с толку. Он покинул Москву и решил больше никогда не приезжать в этот город.
